Челябинские Приюты Животных

На весах общественного мнения две гирьки: на одной написано «собачек надо жалеть», на другой – «уничтожать». В последнее время перевешивает вот эта, вторая. На другом полюсе – представители зоозащитных организаций, которые насмерть стоят за каждого Шарика. Когда я попыталась рассказать им о том, что меня покусали, меня тут же перебили: «Так вы что, за убийство? Несчастных кошек тоже уничтожать?»

БЕЛЫЙ ВИП, ЧЁРНОЕ УХО
Вместе с Татьяной Николаевной Павловой, директором ветеринарной клиники «Шерри», переступаю порог кошачьего приюта. В просторной комнате живут 18 мурок, а запаха никакого! Под стульями и скамейками расставлены лотки с опилками и мисочки с едой, на полках – шампуни для мытья шерсти.

…Шестимесячная чёрно-белая Принцесса, весёлая и бойкая, не прочь поиграть в футбол, хотя старый облезлый перс и шипит на неё. Принцессу отобрали у 80-летней бабушки, у которой она числилась аж 67-й по счёту. Понятно, что в том кошачьем Освенциме она была – кожа да кости. А скоро в приютском журнале появится адрес новых владельцев Принцессы. И до конца жизни «Шерри» будет лечить её бесплатно как «особо важную персону». Старого перса принесли в клинику усыплять, но сотрудники пожалели и оставили его. А вот этого полосатого Васю подкинули. Хозяева не захотели делать ему дорогостоящую операцию. Вылечили кота за счёт средств клиники. Вскоре он тоже обретёт новый дом.

– Нам часто подкидывают и собак, – рассказывает Татьяна Павлова. – Был случай: мы несколько раз выезжали к одной даме, у которой собака, бульдог, не могла самостоятельно родить. Каждый раз одна и та же картина – водка на столе и жалобно скулящая собака. В конце концов эта надоевшая бульдожка оказалась у нас, привязанная к лестничным перилам. Подкидывают и клубы собаководства. Щенков после «случайных связей», которых никто не купит, и старых породистых сук, у которых завершился детородный возраст.

Татьяна Николаевна содержит ещё и частный собачий приют. Туда мы едем через всю Москву, в южную часть города, за МКАД. Сразу выходить из машины нельзя: огромная стая псов (120 голов!) оглушительно лает, тычется многочисленными носами, пытается поставить внушительные лапы на плечи и облизать. Сначала нужно надеть «спецовку», а потом замереть и дать приютскому населению успокоиться. Чужаков здесь видят редко, вот и всполошились. Хотя эти собаки только с виду такие суровые. Каждого пса, поступающего в приют, обязательно стерилизуют.

Тут тоже не счесть жутких историй, да и без рассказов видно: некоторые обитатели со шрамами, с драными ушами, оторванными лапами и другими следами человеческой жестокости. Безмолвная летопись собачьей жизни… Здесь, в приюте, для них настоящий рай: кто-то отдыхает в вольерах, кто-то гуляет, а кто-то дремлет под кустиками. Каждый день им перепадают вкусные пищевые отходы из известной сети московских ресторанов. Здесь с этими везунчиками разговаривают ласково, не колотят и не гонят. Кто отважится уйти от такой роскошной жизни на голодную свободу?

– Нужен закон, – говорит Татьяна Николаевна, – выстроенная система государственного контроля над содержанием животных в городе. И штрафы там должны быть прописаны такие, чтобы никому даже в голову не пришло выкинуть бывшего друга на улицу!

СЛАБОЕ ЗВЕНО
Татьяна Павлова не всегда была директором клиники. Когда-то, окончив МГИМО, она работала менеджером. В 1999 году на её глазах живодёры убили метиса кавказца с кошачьим именем Васька. «Я не хочу жить в городе, где убивают собак, – сказала она, оправившись от шока, мужу. – Надо либо уезжать, либо что-то делать». Тогда ей казалось, что один человек может, если захочет, что-то изменить вокруг себя.

Татьяна направила резюме в Департамент жилищно-коммунального хозяйства правительства Москвы. И ей предложили возглавить созданный особым распоряжением мэра отдел городской фауны. Именно в то время депутатом Мосгордумы Андреем Широковым предпринимались попытки продвинуть закон о содержании животных в городе. Из-за противоречий с федеральным законодательством он так и не прошёл, и тогда Юрий Лужков предложил инициировать свой закон. За его разработку и взялась Татьяна Николаевна. Проект готовился сложно и долго – через переговоры, компромиссы и всяческие «утрясания». Главная сложность – никто не хотел брать на себя контроль над его исполнением: ни милиция, ни санэпиднадзор, ни ветеринарные службы. «Мы не знаем, что с людьми делать, – сказал работник московской прокуратуры, – а вы тут лезете со своими собаками!»

Закон преодолел два чтения в Мосгордуме – оба раза единогласно. Но в 2006 году в Департаменте ЖКХ сменилось начальство. Новый руководитель Артур Кескинов решил, что в отделе городской фауны нет необходимости, и ликвидировал его, а его функции передал в префектуры и районные управы. Закон о содержании животных в городе «завис». А жаль: согласно тому документу, за одного выброшенного на улицу питомца хозяин должен был платить немаленький штраф – 10 тысяч рублей.

С сокращением отдела городской фауны фактически разрушилась и Служба отлова диких животных (ГУП СОДЖ), которую создала Павлова. Раньше заявки от дезов – там-то и там-то расплодились бродячие псы – поступали к специалистам СОДЖа, которые знали места обитания собак, контролировали выполнение заявок. Ловцы животных (специально обученные служители ветеринарных клиник) доставляли собак в клиники, где их стерилизовали и держали десять дней, пока не заживут швы, а затем отправляли «по месту прописки» – в свой двор, к родным бабушкам-добровольцам, или в частные приюты. СОДЖ вёл учёт и контролировал стерилизацию. За годы его существования было стерилизовано примерно 18 тысяч уличных собак. Татьяна Николаевна считает, что это неплохой результат.

– В регионах и этого нет – там городские службы их просто убивают, – говорит она. – Правда, наш опыт взяли на вооружение в Санкт-Петербурге, кое-где на Урале. На основе нашей системы можно было создать общероссийскую службу не только отлова и стерилизации, но и учёта и контроля, и ни один волосок не упал бы со шкуры ни одной бродячей собаки. А главное, мы не допустили бы такого страшного бедствия, как бешенство. По мнению специалистов НИИ проблем эволюции им. Северцева, стерилизованные и привитые от бешенства собаки – важное звено в экосистеме города – защищают свой ареал от нашествия заражённых красных лис, енотовидных собак, крыс.

ТЮРЬМА ДЛЯ ШАРИКА
18 тысяч – это чуть больше половины всего собачьего населения Москвы. А куда же девались остальные? И почему систему переписи 140 миллионов человек создать можно, а пересчитать всего-то около 30 тысяч собак – непреодолимая проблема?

Марина Тюрина, бывший специалист ГУП СОДЖ, нынче безработная. Службы, как я уже говорила, в прежнем виде теперь не существует. Отловом и стерилизацией занимаются районные специалисты по фауне, отвечающие в первую очередь за вывоз мусора и озеленение. Собаки для них – дело десятое. Да и раньше на местах контроль нередко осуществлялся спустя рукава.

– Часто бывало так: получали мы заявку из района, вызывали ловцов, а те поймают не шесть собак, как в заявке указано, а три, – рассказывает Марина. – Отлов и стерилизация одной собаки стоят примерно четыре тысячи рублей. Подрядчики потратят на трёх собак 12 тысяч, а остальные 12 тысяч как бы растворяются в воздухе. Бывали и такие случаи: ловили, вскрывали – а жучка-то уже стерилизована. И всё равно ставили галочку, то есть одна собака «раздваивалась».

Самый простой способ учёта – так называемое чипирование: стерилизованной собаке под кожу вживляется чип, стоит эта операция дёшево – всего 25 рублей. Но когда учёта и контроля нет, ничего не поможет: любую собаку можно умножить на десять, клонировать, превратить в целую стаю, «стерилизовать» десятки раз, получив на это деньги из городского бюджета. Золотая собачка получается!

Во времена существования отдела городской фауны на отлов и стерилизацию из бюджета ежегодно выделялось около 30 миллионов рублей. Из этой суммы отдел выкраивал ещё кое-какие деньги и для небольших частных приютов, куда пристраивали больных или увечных собак. Сегодня эти приюты существуют только на пожертвования волонтёров. Зато в этом году Департамент ЖКХ запросил у города 132 миллиона рублей – не только на стерилизацию, но и на создание больших государственных приютов. И даже землю под один из них уже получил. В Восточном округе началось строительство приюта на три тысячи голов.

Но Марину Тюрину это не радует. Закрытые для контроля общества государственные приюты могут стать, по её мнению, рассадником безнаказанной жестокости. И повеление мэра убрать бездомных животных из города выльется в уничтожение собак как раз в этих зонах отчуждения. Ведь никто не сможет проверить, что там происходит. Да и невозможно содержать такое огромное количество животных в приличных условиях. Не лучше было бы отдать деньги уже имеющимся частным приютам, пока они не закрылись совсем? Или хотя бы открыть двери для зоозащитных общественных организаций, для деятелей культуры, таких как Елена Камбурова, Юрий Антонов или музыкант Николай Петров, шефствующий над кошачьим приютом клиники «Шерри»! Да и для незнаменитых людей, любящих и опекающих живность. Пусть они следят за деятельностью этих больших собачьих тюрем.

«Собака бывает кусачей только от жизни собачьей», как поётся в популярной песне. Виновата не она, а люди, выгнавшие её на улицу. Существо она неразумное и подчиняется не разуму, а инстинктам. Но наказывают и лишают свободы почему-то не людей, а животных. Нужно бороться не с собаками, а с условиями жизни, в которых процветают ненависть и вражда всех против всех, будь то люди, собаки, кошки, вороны или лошади.

Людмила ПОЛОНСКАЯ

Источник http://www.lgz.ru/article/id=5128&top=26&ui=1216494519356&r=802